Проамериканские комсомольцы и прочие фантастические твари: как нужно и как не нужно изучать китайскую элиту
Проамериканские комсомольцы и прочие фантастические твари: как нужно и как не нужно изучать китайскую элиту
Уважаемые читатели!
Это еще не регулярная рассылка ChinaDigest, наш дайджест придет на Вашу почту совсем-совсем скоро. Пока что я хотел бы начать летний сезон наблюдения за Китаем с обстоятельного текста, который призван ответить на один из важных вопросов – как нужно и как не нужно изучать китайскую элиту.
Зимние и весенние события в КНР породили немало конспирологических теорий, в основе которых лежит представление о якобы идущей в Компартии борьбе региональных кланов. На мой взгляд, этот мифологизированный подход об устройстве политической элиты нашего самого главного соседа на Востоке – не только непрактичен, но и вреден. Надеюсь, чтение окажется для Вас полезным.
С неизменным уважением,
Александр Габуев
Руководитель программы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе»
Московский Центр Карнеги
***
Борьба между группировками и кланами в элитах различных стран — один из любимых сюжетов в российской (и не только!) околоаналитике. Соперничающие по всему миру Ротшильды и Рокфеллеры, силовики и либералы в башнях Кремля. Эти мыслительные конструкции разной степени приближенности к реальности быстро поражают воображение и становятся основой для различных конспирологических теорий.
Разумеется, одним из самых привлекательных объектов для применения этой схемы является Китай с его однопартийным режимом, богатой историей межфракционной борьбы, сильными отличиями регионов друг от друга, а также разницей между диалектами, которая в экстремальных случаях напоминает различия между славянскими или романскими языками. Добавьте сюда загадочный вирус, поразивший мировую экономику и заперший людей по домам, и у вас получается основа для мощного конспирологического коктейля. Впрочем, дурманящая голову субстанция не всегда помогает понять и объяснить политическую реальность. Давайте разбираться.
Гибридная Тяньаньмэнь 2.0
Теория, будто коронавирус и шумиха вокруг него — это «не просто так», и «за этим кто-то стоит», в России и многих других странах упала на благодатную почву. Возьмем для примера версию, которую активно продвигал во время развития кризиса один из русскоязычных каналов в Telegram. Вот ее суть.
В Китае идет борьба между различными группировками, возникшими на базе устойчивых связей между выходцами из определенных провинций, говорящих на одном диалекте и имеющих чувство локтя по отношению друг к другу. Некоторые из этих группировок входят в макрогруппировку проамериканских «комсомольцев», которая объединяет партийцев, занявших первые в карьере руководящие должности по линии китайского комсомола. Эти комсомольцы, которых возглавляет премьер Ли Кэцян, ведут непримиримую борьбу против других групп, в частности чжэцзянской группировки (выходцы из провинции Чжэцзян или люди, делавшие там карьеру), во главе которой стоит сам генсек ЦК КПК Си Цзиньпин.
В 2020 году в Китае должна была пройти какая-то масштабная ротация элит. И вот, чтобы не потерять своих позиций, комсомольцы, базирующиеся в провинции Хубэй, уцепились за возможность устроить в стране «гибридную Тяньаньмэнь 2.0». Для этого местные «комсомольские» кадры под началом мэра Уханя Чжоу Сяньвана (в 1985-1995 был главой комсомольских организаций в ряде небольших городков!) и раздули историю с коронавирусом, который на самом деле мало чем отличается от обычного гриппа. Мэр единолично блокировал Ухань, чтобы спровоцировать народные волнения, а комсомольцы тем временем раскручивали маховик «гибридной гражданской войны».
При этом комсомольцы выступают за интересы американцев, и цель всей этой головокружительной спецоперации — подорвать позиции Си Цзиньпина, бросающего вызов Америке. В разгар событий накал страстей дошел до того, что сухопутные части НОАК в провинции Хубэй встали на сторону мэра-комсомольца — именно поэтому грузы в Ухань доставлялись силами ВВС, все еще верных центру и Си.
Заговор, которого не было
Давайте ненадолго отвлечемся и представим себе похожую ситуацию в России. В нашей стране тоже есть связи между чиновниками, делавшими карьеру в одном регионе, и при желании можно говорить о региональных кланах. Выбор богат, но, пожалуй, остановимся на придуманном нами специально «казанском клане», куда можно включить и главу Татарстана Рустама Минниханова, и вице-премьера Марата Хуснуллина, и бывшего министра связи Николая Никифорова, и вообще любого чиновника, работавшего когда-либо в Татарстане.
Как и Ухань, Казань стоит на одной из главных водных артерий страны. Это крупный по российским меркам город и пересадочный узел — как столица Хубэя по китайским меркам. Допустим, этот «казанский клан» связан с внешними силами. Может, с США. Или с Сингапуром (совпадение ли, что в Татарстане уважают Ли Куан Ю?!). Или с единоверцами в нефтяных монархиях Персидского залива. Или с Крымскотатарским мажлисом, за которым угадывается рука Турции. А может, со всеми сразу.
Вдруг члены этого клана выясняют, что Кремль готовит ротацию в российской элите и собирается сместить многих «казанских». Гуляющий по Казани сезонный ОРВИ объявляют опасным вирусом, город блокируют, надеясь на народный бунт. Верных Кремлю эпидемиологов, которые пытаются разобраться в ситуации, в Казань приходится доставлять силами ВКС, поскольку сухопутные войска полностью за казанских.
Если следовать китайскому сценарию, в России подыгрывать заговору должен… сам Кремль. Главой комиссии по борьбе с вирусом президент Путин назначит «лидера фронды» — вице-премьера Хуснуллина. Несмотря на попытки устроить «гибридную Болотную 2.0», головы «казанских» не полетят — с должности снимут разве что полпреда президента в Приволжском федеральном округе Игоря Комарова, но дело на него не заведут. По крайней мере, именно так ситуация развивается в КНР. Комиссией по борьбе с вирусом там руководит глава «комсомольцев» премьер Ли Кэцян. Якобы организовавший блокаду Уханя с надеждой на революцию мэр Чжоу Сяньван — до сих пор на своем посту. В отставку в начале февраля отправлен лишь глава хубэйского парткома Цзян Чаолян, не занимавший в комсомоле никаких должностей, а сделавший карьеру в госбанках.
На этом месте Вы наверняка скажете, что гипотетический российский пример никак не может иметь отношения к действительности. Об этом закричит хотя бы здравый смысл. А знание российских реалий сразу же позволит Вам прийти к такому же выводу, основываясь на фактуре, а не только на логике.
Что же тогда в Китае? Если там и правда был похожий заговор, почему об этом не говорят нигде, кроме как в одном русскоязычном микроблоге? И почему никто из «связанных с Америкой заговорщиков-комсомольцев» не наказан? На этих вопросах несостоятельность конспирологической версии можно считать доказанной. Разумеется, и сама версия о рождении вируса из межфракционной борьбы в китайской Компартии построена на умолчании фактов, хорошо известных любому человеку, который получает информацию о Китае из верифицируемых публичных источников. Конспирология убедительна лишь в информационном вакууме вроде телеграм-каналов, где картина мира искажена отсутствием доступа к информации извне.
Конечно же, мэр Уханя и провинциальные власти вводили блокаду города не по собственной инициативе. Еще 3 февраля главный партийный журнал «Цюши» 求是 опубликовал выступление Си Цзиньпина, в котором генсек рассказал, что узнал о ситуации в Ухани еще в начале января, а 7 января провел экстренное заседание Постоянного комитета Политбюро (ПКПБ) — высшего органа, объединяющего семь самых важных руководителей страны.
На этом заседании Си дал первые указания по борьбе с вирусом, и с тех пор держал ситуацию на контроле, поручив вопросы оперативной работы премьеру Ли и специальной «малой руководящей группе». Разумеется, решение о закрытии Уханя и провинции Хубэй, а также о дальнейшем развертывании карантина по стране принималось самим Си. И именно поэтому мэр Уханя до сих пор сидит на своем посту — предъявить ему, похоже, сложно даже обвинения в некомпетентности. Обойтись без ритуальной жертвы в виде снятия партсекретаря Хубэя было сложно, учитывая накал эмоций в обществе, но этим действием Пекин пока и обошелся. Ведь на самом деле имел место непредсказуемый инцидент, приведший к драматичным последствиям для Китая и мира, но никакой не заговор.
От прагматиков до принцев
Покончив с теорией заговора, постараемся все же подступиться к более интересным и важным проблемам. Есть ли в Китае враждующие элитные группировки? По какому принципу они организованы?
Организация политической элиты КНР — одна из любимых проблем академической и прикладной китаистики. Она восходит ко временам маоизма, когда советские и американские исследователи пытались понять природу внутриэлитных процессов в КНР, отношения лидеров и протеже друг с другом, и возможное влияние разных элитных групп на идеологию и политику Китая. В условиях, когда «бамбуковый занавес» успешно скрывал реальную политику КНР, подобные схемы позволяли хоть как-то описать реальность и дешифровать тайны пекинского двора.
И синологи ЦРУ, и китаисты КГБ склонялись к мнению, что до конца 1970-х годов основной водораздел происходил между «прагматиками» вроде Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина и «радикалами» вроде небезызвестной «банды четырех» во главе с Цзян Цин, вдовой Великого Кормчего. Это была борьба не только за власть в чистом виде, но и за возможность проводить определенный курс. Тот же принцип сохранялся и в 1980-е в эпоху Дэна, но тут уже очень условная граница проходила между «реформаторами» вроде Ху Яобана и Чжао Цзыяна и «консерваторами» во главе с Чэнь Юнем и Ли Сяньнянем.
Роль земляческих связей в ту пору была велика. Учитывая важную роль диалектов в повседневном общении, сравнительно низкую мобильность населения, давние традиции региональной обособленности, землякам было проще найти общий язык — порой и в буквальном смысле.
Особую роль анализ китайской политики через призму регионов приобрел в 1990-е, когда партию и страну возглавил Цзян Цзэминь. Товарищ Цзян на большинство ключевых постов назначил бывших подчиненных по шанхайскому горкому КПК, многие из которых были выходцами из соседних с Шанхаем провинций и делали карьеру во втором мегаполисе страны. Именно тогда в издававшейся в Гонконге популярной литературе, где авторы как горячие пирожки-баоцзы выбрасывали на рынок быстро состряпанные опусы о «тайной кухне Чжуннаньхая», возник термин «шанхайская клика» (上海帮). Учитывая засилье шанхайских, термин прижился и даже пошел в народ.
Параллельно двигал своих протеже и товарищ Ху Цзиньтао. Молодой и перспективный кадр был неформально объявлен преемником Цзяна еще в 1992 году на XIV съезде партии самим Дэн Сяопином. Даже после смерти Дэна в 1997 году авторитет его был так высок, что Цзян Цзэминь вынужден был передать пост генсека Ху Цзиньтао в 2002 году, но постарался окружить его в Политбюро своими людьми — разумеется, «шанхайцами». Костяк собственной команды Ху составили люди, работавшие под его началом в ЦК китайского комсомола в середине 1980-х. Именно тогда гонконгские популярные авторы придумали для обозначения группы протеже Ху Цзиньтао, вышедших из комсомола, термин «комсомольская группировка» (туаньпай, 团派).
С тех пор в гонконгской околоаналитической литературе противостояние «шанхайских» и «комсомольских» стало главным сюжетом. Учитывая соперничество команд старого и нового генсеков на протяжении 2000-х годов, это деление неплохо объясняло реалии внутриэлитной борьбы того времени. Кроме того, на авансцену политики начали выходить дети того поколения китайских лидеров, которое вместе с Мао создавало КНР.
Одним из самых ярких представителей этой группы был Си Цзиньпин, в 2000-х работавший партсекретарем в провинции Чжэцзян и недолго — в Шанхае. Другим — впоследствии арестованный секретарь горкома в Чунцине Бо Силай. Представители «второго красного поколения» (红二代) возглавляли многие госбанки, ведомства и регионы, а также гигантские частные конгломераты. Разумеется, и для этой группы бойкие гонконгские авторы придумали название – «партия наследных принцев» (太子党) или, в кальке с английского, «принцы».
К моменту, когда Си Цзиньпин на XVIII съезде КПК в 2012 году был избран генсеком, изучение партийных группировок было мейнстримом в глобальной китаистике. Один из самых авторитетных авторов по вопросу китайской элиты, американский синолог китайского происхождения Ли Чэн, возглавляющий центр изучения Китая в Brookings Institution, писал, что в КПК оформились две широкие коалиции — «элитисты» во главе с Цзян Цзэминем, объединяющие «принцев» и «шанхайцев», и «популисты» во главе с Ху Цзиньтао, кадровой базой которых являются «комсомольцы».
Автор этих строк в 2012 году использовал разделение на «принцев»/«шанхайских», «комсомольцев», «силовиков» и «восходящих звезд», чтобы познакомить российских читателей с элитой КНР в проекте для журнала «Коммерсантъ-Власть», где китайские лидеры были представлены в виде игральных карт (было выпущено даже несколько бумажных колод, которые «Ъ» дарил крупнейшим российским бизнесменам и чиновникам). Правда, проект был просветительско-игривый, а не строго научный, хотя в Кремле статьи внимательно читали. И об условности выделения кланов я своих читателей честно предупреждал. О той же условности убедительно писали и ведущие российские китаеведы, например, Иван Зуенко в статье для Российского совета по международным делам.
Уже тогда было понятно, что «кланы» и «группировки» в Компартии весьма условны, и их популярные названия вроде «принцев» или «комсомольцев», придуманные гонконгскими дельцами как маркетинговый инструмент своего бульварного чтива, не отражают реально существующих групп. Многие «принцы» враждовали друг с другом, как Си Цзиньпин и Бо Силай, хотя околоаналитики записывали их в один клан.
Эпоха Си-центричности
После прихода к власти Си Цзиньпина расклад сильно изменился. Новому генсеку удалось зачистить элиту, отстранить от принятия решений прежних лидеров, пытавшихся влиять на политику через своих протеже, демонтировать принцип коллективного руководства. Фактически, он построил новую конструкцию власти, которую я и мой коллега Игорь Денисов называем «Си-центричной системой». В ней нет реальной фронды в отношении Си — что бывает с теми, кто выступает против всемогущества генсека, показали процессы над Чжоу Юнканом и Сунь Чжэнцаем. Все крупные руководители, даже выдвинувшиеся когда-то благодаря другим патронам, теперь являются верными членами команды товарища Си.
Новый статус лидера отражается и в отмене ограничений количества сроков, которые он может возглавлять государство как председатель КНР, и в отсутствии преемников среди членов ПКПБ — в нарушение сложившейся за 20 лет неформальной традиции, и в новых титулах вроде «ядро партии» и «народный руководитель». Положение Си скорее напоминает положение Владимира Путина в России — при гораздо большей послушности китайской бюрократической машины и почти полном уничтожении групп, интересы которых надо балансировать.
Есть ли в китайской системе разногласия между руководителями? Безусловно. Как часто бывает в таких системах, многие царедворцы соревнуются за доступ к телу лидера — и влияние на его образ мыслей. Многие руководители, от глав районов до партсекретарей провинций, продолжают двигаться по карьерной лестнице — и тянуть за собой своих протеже, строя кадровый плацдарм для дальнейшего укрепления внутри системы. Случаются и споры по конкретным вопросам государственной политики, выливающиеся порой в публичное поле — как недавняя дискуссия между Минфином и Народным банком Китая о необходимости количественного смягчения для борьбы с кризисом, или критика премьера Ли Кэцяна анонимным «высокопоставленным источником» с первой страницы партийного рупора «Жэньминь Жибао» в 2016 году, за которым угадывался самый близкий к Си Цзиньпину экономист Лю Хэ, ныне занимающий пост вице-премьера и курирующего все стратегические вопросы, включая переговоры с США. Но все эти споры не говорят о наличии каких-либо оформившихся группировок.
Отношения с внешним миром также не являются критерием для выделения особых групп в элите. У многих членов элиты — свои личные связи и с США, и с другими странами, включая наличие видов на жительство и недвижимости у их родственников. Например, больше всего связей с Америкой и её элитой у правой руки генсека — вице-председателя КНР Ван Цишаня, в 2012-2017 годах руководившего Центральной комиссией по проверке дисциплины, всесильной внутрипартийной спецслужбой, и ставшего строителем системы личной власти Си. Такими связями уж точно не может похвастаться никто из так называемых «комсомольцев».
Вопрос отношений с США, все еще важнейшей супердержавой современности, обладателем ключевых технологий и нервного центра мировой финансовой системы — это главный вопрос внешней политики Китая. По нему есть разные мнения, продиктованные как личными обстоятельствами (гринкартами детей и пентхаузами во Флориде), так и видением стратегии КНР на ближайшие десятилетия.
Вся эта палитра мнений не оформляется в «проамериканскую» или «антиамериканскую» фракции внутри КПК. Кстати, вопрос об отношениях с Россией и другими странами постсоветского пространства вроде Казахстана для китайской элиты вполне понятный (это регион уже идущей финансово-технологической экспансии Китая), и уж точно не самый важный. Никакой «пророссийской партии» в Пекине нет. По крайней мере, такие фантастические твари в Чжуннаньхае никому пока не попадались.
Экспертиза против шаманизма
Как же следует подходить к изучению и пониманию процессов в руководстве второй сверхдержавы мира, учитывая информационную закрытость Китая, культурные отличия и языковой барьер?
Реальность, которую пытаются ухватить определения «группировок» и «кланов», понятна каждому, кто сталкивался с системой власти, выстроенной в виде древа бюрократической иерархии, проросшего в бизнес. В китайском случае это одна система, поскольку госкомпании являются частью партийной вертикали, и кадры ротируются между государственно-партийным аппаратом и госсектором экономики — как в СССР. Когда какой-то человек делает карьеру, он тянет за собой протеже. Чем выше человек забирается по карьерной лестнице, тем больше у него возможностей расставить своих людей по системе, а каждый умелый выдвиженец будет тянуть за собой уже своих протеже. Китайская система построена по этому принципу. «Группировки» здесь структурированы вокруг лояльности патрону, а уж познакомились вы с начальником в шанхайском горкоме, чжэцзянском парткоме или ЦК комсомола — не так уж важно.
Объединяет такую патрон-клиентную пирамиду не региональная общность, а связи с одним патроном, находящимся на вершине этой пирамиды. «Питерские» — это не все скопом выходцы из ленинградского КГБ и горисполкома, родившиеся в Северной столице и узнающие друг друга по зенитовским шарфам, а люди, обязанные своей карьерой либо самому Владимиру Путину, либо его выдвиженцам. И, разумеется, даже близкое личное знакомство и схожий бэкграунд не означает отсутствия конфликтов в группе. Реальные границы в элитных коалициях проходят по гораздо более тонким и трудноуловимым взгляду внешних наблюдателей линиям, чем принадлежность к одному жузу или совместная служба в КГБ. К тому же, границы эти подвижны — как и всегда среди людей, когда на кону большие деньги и власть.
Изучение любой элиты, будь то китайская, российская или казахстанская, никогда не было простым занятием. «Давным-давно, в седой древности вселенная китаеведения была населена ссохшимися мудрецами и их подмастерьями, которые применяли один и тот же метод анализа к небольшому объему информации из единственного источника, открытого для всех на пути к Истине... С тех пор произошло много всего... К сожалению, незрелые аналитики потеряли из виду вечный Путь анализа СМИ, и поддались неотразимому очарованию сирен с неясными “инсайтами”, пекинской фабрики слухов и гонконгских книг о Китае», — пишет в своем прощальном эссе для культового среди китаистов издания China Leadership Monitor (CLM) Элис Миллер, многолетний главред CLM, бывший главный аналитик ЦРУ и одна из самых проницательных наблюдательниц за китайской политикой.
К счастью, у современных китаистов куда больше источников для изучения КНР, чем подшивки партийной печати (хотя и их внимательное чтение по-прежнему дает массу информации), а современные технологии позволяют создать понятные и наглядные инструменты для изучения китайской элиты — как, например, проект «Комитет» команды MacroPolo, одного из самых динамичных и компетентных коллективов в мировом китаеведении.
Для понимания того, как работает китайская система и что в ней происходит в данный момент, конечно же, необходимо знание местных реалий. Однако элементарный здравый смысл и корректное понимание того, как работают человеческие отношения и бюрократическая машина, важны не меньше. Линейные параллели Китая с Россией или Казахстаном могут быть вредны, потому что искажают логику и контекст процессов в КНР. Но не менее вредны и попытки представить Китай как политическую или экономическую реальность, которую принципиально невозможно понять без привлечения шаманов-толмачей, которые, разумеется, товар штучный, а потому дорогой. Заявка на эзотерическое знание, непроницаемое для неспециалистов и потому принципиально непроверяемое — первый признак невежества или шарлатанства.
Подписывайтесь на нас: